– Заглядывай. Мне очень интересно, – улыбнулся Дуглас.
Джон выжал сцепление, включил передачу, и направился вперёд.
Шум турбин привлекал к себе внимание на несколько секунд раньше, чем само диковинное устройство, парившее в полуметре над землёй. Оно спокойно двигалось в плотном вечернем потоке машин, а водитель лишь легко улыбался вниманию прохожих. Над Флаенгтоном сгущались тучи. От этого раньше становилось темно, но город, зажигавший ровные ряды фонарей, не лишался своего особенного шарма.
Джон уже сделал несколько кругов по окраинам, где машин было меньше, чтобы приноровиться к управлению непривычным для себя транспортным средством. К счастью, манера езды во многом была схожа с мотоциклетной, и много времени для освоения не потребовалось. Почувствовав себя увереннее, Миллстоун направился в сторону центра, где сначала заехал похвастаться к Дугласу, а потом, сделав несколько кругов, двинулся к дому Шейлы.
Как ни странно, сейчас он ощущал покой. И не потому, что, окунувшись в ритм Флаенгтона, можно позабыть о том, что где-то существуют дикие территории с их проблемами, а потому, что имел полное право ненадолго расслабиться перед новым серьёзным делом. Уже в ближайшие дни он снова отправится ближе к границам, а сейчас можно насладиться давно знакомыми местами.
Он приехал на несколько минут раньше – как раз, чтобы постоять под фонарями и покурить. Он осторожно заехал в небольшой промежуток между припаркованными машинами и выключил турбины. Они сбавляли ход постепенно. Сначала турбоцикл немного просел вниз – силовым агрегатам требовалось некоторое время работы в щадящем режиме перед отключением систем охлаждения. Спустя ещё полминуты турбины стали плавно сбавлять обороты, и агрегат опустился на подножки.
Пешеходы, проходившие по тротуару, замедлялись, чтобы получше рассмотреть диковинную машину, а Джон, вынув ключ из стартового замка и спрятав его во внутренний карман пиджака, достал сигареты и закурил. Сделав первый глубокий вдох, он предался предвкушению приятного вечера. Он смотрел на фонари, уходящие вперёд, где вдалеке ярко светился центральный проспект Флаенгтона. Он уже освобождался от машин, и если бы не нехватка опыта вождения турбоцикла, Миллстоун не отказался бы пролететь по нему даже с превышением допустимой скорости. Можно было бы вообще выжать из машины максимум и взлететь в чёрное небо, закрытое облаками, но всё это только тогда, когда он будет в себе уверен. Предстоящая же поездка будет медленной и вальяжной, что тоже неплохо.
– Джонни? – со стороны тротуара прозвучал знакомый женский голос, который вырвал Миллстоуна из приятных мыслей.
Он не хотел оборачиваться и надеялся, что она пройдёт мимо, решив, что обозналась. Но звуки ударов каблуков о мостовую приближались, и через несколько секунд его снова окликнули, уже более уверенно, после чего он понял, что отвертеться не удастся.
– Джонни Миллстоун!
Он затянулся, потом медленно повернул голову и выпустил дым, без всякого интереса оглядывая неожиданно возникшую собеседницу.
– Ну здравствуй, – спокойно сказал он.
– Здравствуй! – с лёгкой радостной улыбкой сказала она, – ты совсем не изменился.
Сказать то же о ней он не мог, но вслух произносить не стал. Она слегка располнела и как-то переменилась, скорее всего, стала матерью. Одета она была прилично и аккуратно и в целом производила впечатление вполне состоявшейся женщины. Только глядя на неё сейчас, он понимал, насколько они не подходили друг другу. Вряд ли он сумел бы жить такой жизнью, и всё, что было сделано тогда, оказалось на благо, в том числе и его. Но понимал он это только теперь, а ему тогдашнему было тяжело, даже слишком тяжело.
– Как живёшь? – спросила она, желая поддержать разговор, и хоть её улыбка была всё такой же приятной, уже не вызывала у Миллстоуна прежних эмоций.
– Отлично. А ты как? – нейтрально, только из правил хорошего тона, спросил Джон.
– Я тоже хорошо. Работаю, ращу детей.
– Ты всегда была умницей, – сказал он, выпуская дым.
– Ты как будто не рад меня видеть, – сменив тон на серьёзный, сказала она.
– А должен?
– Столько времени прошло, я думала ты…
– Повзрослею и пойму? Тут ты права. Повзрослел и понял. Я тебя не осуждаю и не злюсь, но ничего не забыл. Я не испытываю дискомфорт от разговора с тобой, но и о том, что рад, врать не собираюсь. Всё куда проще – мне всё равно.
Повисла тишина. Миллстоун смотрел на неё, а она на него. Он знал, что она не поверит. Самолюбие, верно, уже сказало ей, что он всё ещё любит, но доказывать ей ошибочность такого суждения Джон не собирался.
– Если бы ты был спокоен, ты бы так не говорил, – наконец произнесла она.
– Почему же? Ты же сама признала, что прошло много времени. Даже самый израненный всё бы позабыл, а я и подавно.
– Неужели я сделала тебя таким?
Миллстоун тихо рассмеялся.
– Тебе всегда было свойственно себе льстить. Не удивлюсь, если ты думаешь, что я сорвусь с места, буду быстро гнать вперёд, отдавая слёзы ветру, а потом напьюсь с горя.
Пока он говорил эти слова, из двора вышла Шейла. Даже если бы он не увидел её, тонкий звук её каблуков по мостовой рассказал бы о её приближении. Его ни с чем нельзя было спутать. Она увидела, что Джон не один, и её лицо приняло серьёзный вид. Что касалось эффектных появлений, в этом мисс Лейн не имела равных.
Шейла не подала вида, что видит эту машину впервые. Джон встал, чтобы помочь ей. Сначала был эффектный приветственный поцелуй. Ему показалось, что она специально немного затянула его, поняв, кто именно стоит рядом. После она привычным жестом подала ему руку. Сиденье было достаточно большим, а для удобства посадки была специальная подножка. Держа руку Миллстоуна, она ловко взобралась на турбоцикл и, усевшись, поправила платье.