– Не все дела можно решить количеством, – ответил он таким тоном, будто последние слова Миллстоуна были восприняты им как личное оскорбление.
– Верно. Но вас подвело именно оно.
– Не переоценивайте себя, – даже с некоторой злобой сказал мужчина.
– Мой друг-стрелок часто говорит, что эмоции наш враг. Вызвал их у человека – и он твой.
Незнакомец легко и тихо рассмеялся. Он всё ещё был уверен, что превосходство за ним, а Миллстоун ни в чём не был уверен, кроме того, что чем больше времени пройдёт до того, как он выхватит лазер, жало которого тут же нальётся красным, тем больше у него шансов.
– Есть множество факторов. Они очень разрозненны, но, сложив их в одну картину, вы получаете в руки самые главные козыри. Не все дела решаются числом, – Джон грустно покачал головой, – но я даже не знаю, оно или эмоции подвело вас больше? Вас даже не научил пример собственного сына.
– Мне жаль, что так вышло.
Он положил руку на стол и начал постукивать пальцами. Джон поднёс ко рту почти докуренную сигарету и, делая глубокий вдох, про себя считал. Уголёк больно обжёг пальцы, и он, болезненно дёрнув рукой и откинув его, тут же бросил кисть за пазуху, и меньше чем через секунду его лазер был нацелен на собеседника, изумление на лице которого говорило о том, что всё прошло, как надо.
– Продолжайте держать руки так, чтобы я их видел. Одно неверное движение и я всё равно получу то, что мне нужно, только в ваших мягких тканях будет отверстие. Надеюсь, вы пробовали, поэтому будете разумны.
В этот момент его собеседник, ещё недавно дававший знак своему напарнику, преобразился, превратившись в точную копию своего сына. Его глаза были налиты бессильной злобой и ненавистью.
К их столу подошли двое полицейских, которые тут же надели на арестованного наручники и взяли его на прицел. Он по-прежнему оставался опасным. Кто знает, какие ещё трюки у него в запасе. Убрав лазер, Джон закурил и вышел из-под зонтика, стоявшего над столом. На крыше одного из домов он увидел Дугласа, который поднял вверх трофейную винтовку. Джон снял шляпу и низко поклонился напарнику, после чего вернулся за стол.
– Вы бы не удивили меня, если бы не сделали этого сегодня, я больше рассчитывал на неделю задержки. Но вы, к счастью, решили меня удивить.
– Не думайте, что за вами не придут.
– Пусть. Если мне суждено принять смерть, я сделаю это. Но лучше убивайте тех, кого убиваете, и делайте это так тихо, как умеете. Вы были правы, мальчик попался по глупости, и я бы помог смягчить ему приговор, если бы вы не выбрали путь силы. Вам не понятно, что он убил двоих людей, один, из которых, предположим, не был ангелом, но второй? Водителя-то за что? Можно было просто пройти мимо, но он поддался юношескому куражу или чему?
Но незнакомец, похоже, не знал ответ на этот вопрос. Он ничего не сказал Джону.
– Я знал, что вас трое. Это было видно везде, где я натыкался на ваши следы. Если один у нас, то вас только двое. Вам нужно обеспечить безопасность, значит, он должен вас прикрывать. Всё просто. Ну а то, что он ваш родственник, я знал ещё до встречи с вами. Вы хорошо его обучали, но слишком берегли от реальных действий. Это тоже было видно во всём. Думаю, больше можно не объяснять.
– Вы заплатите.
– Я не буду публично говорить, почему я уверен в обратном, тем более, что вы это знаете. Переговоры не ваша сильная сторона. Вы привыкли решать дела, нажимая на курок. Ну, или, в вашем случае, кнопку. К тому же, обычно ваши жертвы не были вам ровней. А вот тот человек, на жизнь которого вы посягали в разговоре со мной, в два счёта раскусил вашего снайпера.
– Может быть, на этот раз я вас и вправду недооценил, но не думайте, что так будет всегда.
– Сами знаете, пока что я вашей организации не интересен. А вот вы нашей – вполне.
– Я ничего не скажу.
– Ну, – протянул Джон, – как знать. Может быть, вы и здесь себя переоцениваете. Есть у нас методы, при которых говорят все.
– Думаете, в моей жизни было мало боли, чтобы пытки показались мне мучительными?
– Почему сразу боль? – слегка возмутился Миллстоун, – почему сразу пытки? Вы правы, кому пытки, а с кем-то нужно действовать более тонко.
Во взгляде собеседника появился вопрос, и он уже хотел задать его, но Джон не дал ему этого сделать.
– Уведите господина, – негромко сказал он, обращаясь к полицейским, – следите за ним в оба. Он выглядит гораздо проще, чем есть на самом деле.
Сообщника, пойманного на крыше, посадили в полицейский фургон, но не в один с главным. Так распорядился Коллинз, и Миллстоуну нравилось, что он сделал это без его подсказки. Всех этих трёх людей нужно было держать раздельно. Затем Эгил и Коллинз вернулись обратно за стол, за которым сидел Джон. У Дугласа в руках была трофейная винтовка.
– Решил похвастать? – с улыбкой спросил его Миллстоун.
– Да. Вещь неплохая, – сказал Эгил, кладя оружие на стол и усаживаясь рядом.
– Уже подумываешь, как уговорить детектива Коллинза разрешить оставить её себе?
Эгил промолчал. Лишь застенчиво улыбнулся и посмотрел на Коллинза.
– Думаю, это можно устроить. Побудет недолго вещдоком, а потом всё равно под списание. Тем более, оружие у нас долго не залёживается, если нет каких-то особых указаний, сами понимаете.
– Детектив Эгил будет вам очень благодарен.
– Вы лучше расскажите, как вы всё это разгадали?
– Всё было несложно. Поверьте мне. Они прокололись на том, что мало знают. Вот, к примеру, я понимал, что он будет стараться нас подслушать. Дуглас сказал, что ему нужно помочь отцу и ушёл. Наша цель клюнула, а значит, не знает, что отец Дугласа живёт в Флаенгтоне, и примерно везде такие мелочи. Но, в любом случае, мы нашли только вершину айсберга. Всё остальное, к сожалению, по-прежнему в глубине. И нам нужно сделать важный звонок, – он посмотрел на Дугласа.